Домашние дети

Особым детям особенно нужна семья

Разгром беззащитных

К началу этого учебного года в Москве оказалась уничтожена практически вся система образования для детей с особыми потребностями. Все, что так или иначе выходило за рамки средней массовой школы со стандартным расписанием — коррекционные школы и детсады, школы надомного обучения, школы для одаренных детей, — с трудом пережило реформу московского образования. Автор - Ирина Лукьянова. Источник - http://www.novayagazeta.ru/society/65504.html

 

Причины

 

У нынешнего кризиса — чтобы не сказать катастрофы — есть несколько причин. Первая: новый закон об образовании, который отменил все особые статусы нестандартных школ (кроме школ для детей с девиантным поведением). Теперь закон гарантирует поддержку не школам, а детям — например, одаренным детям, однако нужных подзаконных актов, прописывающих точные механизмы этой поддержки, до сих пор нет. Раньше у «особых» школ были коэффициенты, повышающие финансирование; с 1 сентября этого года они все отменены. Коэффициенты остались для учащихся: если в школе есть ребенок-инвалид, выделяемые на него деньги умножаются, к примеру, на 2 или 3, в зависимости от диагноза. Если инвалидность у ребенка не оформлена (у большинства детей с ограниченными возможностями здоровья, или ОВЗ, ее нет) — ему не положены никакие дополнительные средства. Федеральный государственный стандарт по обучению детей с ОВЗ еще не принят; сейчас идет его апробация в нескольких регионах, но Москва, где накоплен самый большой опыт в стране, в этой апробации не участвует.

 

Вторая причина: курс на «выравнивание образовательных возможностей», взятый департаментом образования под руководством Исаака Калины. Все ученики равны, всем должны выделяться одинаковые деньги (распределяющиеся по школам в соответствии с законом о подушевом финансировании). Во всех школах должны быть доступны любые программы — и коррекционные, и углубленное изучение предметов. В теории это звучит прекрасно. На практике это обычно означает принудительную инклюзию. В 2011 году в Москве начался пилотный проект по повышению качества образования — именно в рамках этого проекта и происходило в последние годы массовое слияние школ и детсадов.

 

«Особые» школы сливаться ни с кем особо не хотели — и не только потому, что до сего года получали повышенное финансирование, но и чтобы не утратить те самые свои особенности, на которые эти деньги выделяются: учебный план, индивидуальный подход, квалифицированных специалистов.

Участники «пилота» по постановлению правительства Москвы № 86 стали получать не 63 тысячи рублей, как раньше (эта сумма определена письмом Минобра от 2006 года), а 85 тысяч рублей в год на ученика младших классов, 107  тысяч — ученика средних и 123 тысячи — ученика старших классов. Исаак Калина объяснил это «Учительской газете» так: «Каждый московский ребенок (если это не больной ребенок и не инвалид) с равными потребностями и равными возможностями имеет право получить на свое образование от города равный ресурс». Но с 1 сентября 2014 года самые упрямые московские школы (всего 24), которые не вошли в пилотный проект, или по-прежнему получают свои 63 тысячи, или стали их получать, потеряв повышенное финансирование. Так что возможности у детей оказались не равными, а зависящими от готовности их школ с кем-нибудь слиться.

 

Пилотный проект заканчивается в конце этого года, новых участников в него больше не берут. Так что выбор у этих школ простой: либо гордо обанкротиться, либо быстренько с кем-нибудь слиться; на этот случай деньги в бюджете города есть, но дают их только покладистым школам, а несговорчивые директора объявляются неэффективными менеджерами. «Новая газета» опросила нескольких руководителей образовательных учреждений города; все они согласились поговорить только на условиях анонимности. Такое редкое единодушие — тоже одно из следствий кадровой политики департамента образования.

 

Пейзаж после битвы

 

Коррекционные школы и детские сады

Они потеряли свой статус и коэффициенты. Елена Багарадникова, член совета Московской городской ассоциации родителей детей-инвалидов, замечает: «Раньше деньги, которые выделялись коррекционным школам, включали затраты на образование, коррекцию, реабилитацию, — теперь только на образование, но образование без коррекции и реабилитации бессмысленно. Инклюзия — не в наличии пандусов, а в том, чтобы с ребенком работали специалисты, но они-то и вылетают из этой системы в первую очередь. Происходит увольнение логопедов, психологов, дефектологов, на оставшихся ложится немыслимая нагрузка. Профессионалы уходят на вольные хлеба, потому что частная практика выгоднее и проще, чем платные услуги. А частные центры не могут вобрать такого количества специалистов».

 

Многие коррекционные школы и детсады вошли в состав образовательных комплексов. Инклюзия получилась там, где инициатива шла снизу; если идею инклюзии разделяют администрации всех объединяемых учреждений, специалисты и родители, если в комплексе существует общая служба психолого-педагогической помощи — тогда инклюзия может оказаться реальной, а не фиктивной. Насадить ее сверху нельзя — только вырастить. Обычно все получается иначе. Комплексы создаются искусственно, по приказу сверху, инклюзия оборачивается механическим соединением разных школ с разными контингентами. «Коррекционные» дети комплексам невыгодны, они портят показатели. «Как показывает практика, — говорит Елена Багарадникова, — ни один образовательный комплекс не готов отрывать деньги от здоровых детей в пользу больных. Количество часов помощи в комплексах сокращается, количество педагогов уменьшается, спокойно чувствуют себя только те, кто нашел внебюджетные источники финансирования».

 

Часть коррекционных школ-интернатов перешла в ведение департамента соцзащиты. Им финансирование не сократили, поэтому их участь чуть легче, чем у тех, кто остался в ведении департамента образования. Впрочем, сохранят ли они свои образовательные достижения — большой вопрос: школы, которые и раньше были в ведении департамента соцзащиты (в первую очередь школы-интернаты для детей-сирот), не блещут яркими результатами.

 

Лекотеки и центры психолого-педагогического и медико-социального сопровождения

Лекотеки занимались ранней помощью детям от 2 месяцев. По новому закону об образовании детям до 3 лет вообще не положено образование — только уход и присмотр. «К этому сентябрю службы ранней помощи в Москве утрачены все, — рассказывает дефектолог Ирина Осипова. — Помощи детям до полутора лет вообще больше не существует. Есть несколько служб ранней помощи от 2 до 3 лет, в основном это группы лекотечного типа — но лекотеки сейчас все преобразованы в группы краткосрочного пребывания (ГКП)».

 

«Я работала в лекотеке детского сада № 523, который вошел в комплекс — школу № 170, — рассказывает психотерапевт Марина Хромогина. — Сейчас специалистов стали сокращать, у оставшихся упала зарплата. Меня сократили. Я занималась психологической реабилитацией родителей детей с ОВЗ. У меня есть муж, он меня прокормит, пока не найду работу. Но мне очень жалко родителей. В этом году пришли новые дети — а с ними и перепуганные, потерянные родители… И я уже не могу помочь».

 

Сейчас норматив подушевого финансирования на одного ребенка в Москве для ППМС-центров — 2600 рублей в год (это цена одного занятия у грамотного специалиста). ППМС-центры не могут выжить при таких нормах, поэтому им нужно расширять спектр платных услуг, но многие родители сложных детей не могут себе позволить платить за все виды помощи, нужные их детям.

 

Финансирование организаций, работающих с такими детьми, теперь складывается из трех источников: госзадание, оно же госуслуги — это то, что организация получает по подушевому финансированию (в ППМС-центрах — групповая работа); кроме того, это платные услуги и госработы. Госработы — это любая деятельность, кроме основной. Любое сопровождение и индивидуальное консультирование обязательно должно оформляться как госработы. На них надо подать заявку до 1 октября. Разобраться в том, как ее подавать, очень сложно: заявки на госработы подаются в этом году в первый раз. Закладывать эти деньги в бюджет нельзя: государство может не поддержать заявку и не дать на нее денег.

 

Попытка диалога

 

В середине сентября родители детей-инвалидов написали вице-премьеру Ольге Голодец письмо с изложением катастрофической ситуации, сложившейся в коррекционном обучении. На 25 сентября под письмом подписались 8 тысяч человек; петицию официально поддержал профсоюз «Учитель». 17 сентября состоялась встреча родителей с главами департамента образования Исааком Калиной и департамента соцзащиты Владимиром Петросяном. При этом из списка родителей, подготовленного к встрече Московской городской ассоциацией детей-инвалидов, в департаменте образования вычеркнули практически всех родителей — и пригласили своих, по собственному списку. На встрече г-н Калина потребовал, чтобы родители представили департаменту списки детей, не получающих нужных услуг. Ход тактически очень грамотный: вместо того чтобы вести разговор об очевидных системных проблемах московского образования, общественности навязывается разговор об отдельных недостатках конкретных школ и неэффективности управления в них.

 

20 сентября состоялась вторая встреча, на которой департамент образования предложил начать сбор сведений о нарушениях прав детей; это можно сделать по адресу http://ask.educom.ru. Московская городская ассоциация детей-инвалидов, в свою очередь, просит дублировать обращения на ее адрес: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

 

Дети и деньги

 

Коррекционные школы и система ранней помощи занимались профилактикой социальной инвалидности, помогая уменьшить социальные последствия заболеваний. Если школа работает хорошо — она помогает ребенку с ограниченными возможностями здоровья или проблемным поведением адаптироваться в обществе, стать его законопослушным, самостоятельно обеспечивающим себя членом. Это снимает с экономики колоссальные расходы по содержанию армии нетрудоспособных и пенитенциарной системы. Если детям не помогать, они вырастают и виснут бременем на экономике: одни инвалидизируются, другие, не получая образования и поддержки от общества, дезадаптируются — отсюда и злоупотребление психоактивными веществами, и антисоциальное поведение, и криминал. Известно, что каждый доллар, вложенный в ребенка с особенностями развития в раннем возрасте, в экономике дает прирост в 40 долларов. Но сейчас решения в области образования принимаются на основе сиюминутной экономии, а не долгосрочных экономических расчетов. Инклюзия, особенно тщательно подготовленная, — это прекрасно. Но и школы для детей с особыми потребностями — и коррекционные, и школы для одаренных — делают свою часть работы и дают экономике дополнительные ресурсы.

 

Другие здесь не ходят

 

Школы для детей с девиантным поведением

Всего в Москве было 10 школ открытого типа и одна закрытого, № 11, она работает.  Из школ открытого типа — № 2 слита с колледжем, № 6 готовится к слиянию; № 3 и № 5 закрыты. В школе № 4 телефоны не отвечают, а сайт удален. № 7 объединилась в комплекс 2077 с четырьмя другими школами, в том числе коррекционной школой для умственно отсталых детей. № 8 и № 9 стали частями комплексов, здания пустуют. В уцелевшей школе № 1 сотрудникам и родителям 28 августа сообщили, что школа закрывается; всю администрацию и часть сотрудников уволили, родителям предложили забрать документы детей. Родители ведут переписку с департаментом образования Москвы, прокуратурой и управлением образования САО. «В округе нам отвечают, что директор уволился по собственному желанию, а о реорганизации заявлено не было, — говорит Полина Платонова, мама ученицы школы № 1. — В нашей школе многие дети с СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности. — Ред.), с расстройствами аутистического спектра все помыкались по трем—пяти школам. Некоторые родители сами добивались направления в нашу школу, потому что в ней умеют работать с такими детьми; в ней малокомплектные классы и замечательные педагоги, которые всю жизнь работают с трудными детьми, в ней при каждом классе есть воспитатель, — куда пойдут наши дети, если школа закроется?»

 

Школы надомного обучения

Школ надомного обучения в Москве было 14. «Не слитых осталось три, — говорит Светлана Островская, мать ребенка-инвалида из школы № 371. — Еще одна уничтожена, остальные реорганизованы путем слияния. Мы четыре года боролись за нашу школу, провели два митинга. У нас маленькая школа, в классах по 3—4 человека, достойно платить учителям не получается».

 

На днях было принято решение о вхождении школ надомного обучения № 371 и № 542 в состав комплексов.

 

Школа надомного обучения № 367 в Зеленограде стала частью гимназии № 1528 — и в начале года родители детей-инвалидов вдруг обнаружили, что микроавтобусов, которые раньше возили детей (в том числе колясочников) в школу, больше нет. После многочисленных жалоб родителей во все инстанции временные автобусы выделили по личному распоряжению главы департамента соцзащиты Владимира Петросяна. Татьяна Чаленко, мама ученицы бывшей школы № 367, рассказывает: «Под угрозой закрытия кружки, которые нужны нашим детям как часть реабилитации. Учителя получают очень низкую зарплату, поскольку работают не с классом в 30 человек, а с одним ребенком. Врач раньше был в школе пять дней в неделю, знал всех детей и все их диагнозы; сейчас он в школе 1—2 дня по три часа; медсестра осталась всего одна. А дети у нас сложные — с бронхиальной астмой, диабетом, эпилепсией, оперированными пороками сердца, им нельзя оставаться без помощи. Директор комплекса старается нам помочь, обещает, что дети не останутся без надомного обучения, но он не специалист в наших вопросах».

 

Вечерние школы

Их в новом законе об образовании тоже нет; депутат Журавлев еще в начале прошлого года внес в Госдуму законопроект о поправках, регламентирующих деятельность вечерних школ, но проект так и лежит без движения. В 2010 году в Москве было 19 вечерних школ, сейчас на портале госуслуг их числится 10, однако некоторые из них уже слиты с другими учебными заведениями. Муниципальный депутат района Лефортово Александра Андреева рассказывает: «В нашем районе слили в комплекс № 415 четыре детских сада и три школы — общеобразовательную, общеобразовательную английскую спецшколу и вечернюю школу № 185. С нового учебного года взрослые мужчины из вечерней школы стали ходить днем на занятия в 8—11-е классы общеобразовательной школы; никто не знает, есть ли для этого документальное основание. Взрослые матерятся, нарушают дисциплину, мешают детям учиться. При этом нарушаются права на образование не только детей, но и взрослых, которые лишены возможности посещать занятия в вечернее время после работы».

 

Школы для одаренных детей

 

Школ для одаренных детей, которые до последнего сопротивлялись объединению, осталось не так уж много, и обычно это маленькие школы, входящие в верхнюю двадцатку—тридцатку московского рейтинга. Носятся слухи о том, что готовится закон об особом статусе таких школ, но пока он будет принят, школы успеют или обанкротиться, или с кем-нибудь слиться. Департамент вынуждает их слиться под угрозой увольнения директоров. Именно через этот процесс сейчас проходят химический лицей № 1303 (по нашим данным, он согласился на слияние), Курчатовская школа № 1189 (которой предстоит слияние с комплексом 2077; в школе новый директор, родители протестуют), «Лига школ» № 1199, «Интеллектуал», который слили с гимназией № 1588, невзирая на нежелание обеих школ. Есть данные о том, что проблемы похожего рода испытывают школы № 1522, 1555, 1502, 1501 и другие.

 

Когда мы все-таки научимся просчитывать последствия? Ведь еще Бисмарк говорил: «Кто экономит на школах —  будет строить тюрьмы».

 





© 2012-2014 Ресурсный центр помощи приемным семьям с особыми детьми | Благотворительный фонд «Здесь и сейчас»
Проект при поддержке компании RU-CENTER
Яндекс.Метрика